Рядом разорвалась мина, затем еще, и еще одна. Было такое впечатление, что кто-то огромным молотком вбивает гвозди в землю. Нам, находившимся в подвале Бендерского горисполкома, устроенном как примитивное убежище, были слышны раздававшиеся снаружи автоматные очереди, звучащие барабанные удары гранатометов, но взрывы мин звучали по особенному. Или оттого, что они, содрогая все вокруг, впивались в городской асфальт, в стены и крыши домов, разлетаясь смертоносными веерами осколков, или от той неопределенности, которую несет с собой полет такого снаряда, было тревожно и страшно.
Неожиданно раздался новый взрыв. Плиты перекрытия со скрежетом отозвались на это попадание. Просыпалась штукатурка. Люминесцентные светильники вывалились со своих креплений на потолке и остались висеть, покачиваясь на обнажившихся проводах.
- Не хило! - кто-то крикнул рядом.
- Еще парочку попаданий покрепче и здесь будет братская могила, - высказал не очень оптимистическое предположение один из ополченцев.
С начала июньских событий в Бендеpax, боевые действия, хоть и шли рядом с исполкомом, но не принимали до сих пор столь разрушительный характер. До этого времени воюющие стороны обменивались стрелковым огнем, изредка разнообразя его взрывами гранат. Стреляли по всем и вся, просто так и прицельно, стреляли не целясь, в каком-то исступлении, стремясь, с криком "... твою мать!", добавить невидимому врагу полосу автоматной ненависти. Покрытые оспинами пуль и осколков здания с безглазыми оконными проемами молчаливыми свидетелями окружали площадь.
Когда стало ясно, что атака приднестровцев на полицию сорвалась, армия Молдовы обрушила на город частый минометный огонь, а по исполкому стали бить прямой наводкой из пушек.
Еще пару снарядов попали в это здание и, как рассказал прибежавший глотнуть воды ополченец, выворотили кусок стены.
Несмотря на кажущуюся неразбериху, в подвале были у каждого свои задачи. Я отвечал за связь с горожанами, непрестанно звонившими к нам, а также передавал реальную картину происходящего послу России, находившемуся в Кишиневе, и информационным агентствам. Нужно было выиграть информационную войну, ведь то, что передавалось по молдавскому радио и телевидению не соответствовало происходящему. Неожиданно связь прервалась. Я вышел из кабинета и сквозь пыль, увидел под ногами воду. Она текла откуда-то с выхода. Там уже кто-то успел кинуть пару кирпичей и две-три доски, но люди не обращали на них внимания, ступая по воде без разбора. В другом конце коридора, куда еще не добралась вода, сидели, прислонившись, кто к стене, кто к батарее отопления, казаки, притащившие раненого товарища в подвальный лазарет.
- Как там наверху? - спросил я одного из них.
-К ночи добавят, гады, - ответил тот и взял у товарища недокуренную папиросу, - мы им насовали немало, хотя вообще хрен разберешь, что в городе творится. Бросили нас на кинотеатр, так мы чуть-чуть не дошли до микрорайона. Нет, стой, а затем отходи назад. Пока отходили, братана и зацепило.
- Тяжело?
- Бог его знает, может, обойдется? - и в его ответе послышались и вопрос, и надежда, с которым он как бы обращался ко мне.
- Погоди, сейчас узнаю, как у него дела, - сказал я и, отодвинув белую простыню в дверном проеме, шагнул в санчасть, где пахло йодом, потом, кровью и сыростью. На приставленных друг к другу столах, лежал раненый, которого, суетясь, окружали люди. От них, увидев меня, отделилась женщина.
Лариса Лопухина была одной из немногих депутатов, пришедших с начала войны в окруженный исполком. Как всегда энергичная и решительная, она занималась хозяйственными вопросами и помогала медикам перевязывать раненых. На ее простом и открытом лице сейчас перемешались многие чувства.
-Слышишь, как бьют?
Наверху раздались два новых взрыва.
- Бомбят город. Что же будет дальше?
- Тираспольчане обещают дополнительную помощь, правда, слишком долго эта помощь к нам идет. А как казачок? - спросил я, кивнув в сторону раненого.
- Сейчас уже в порядке. Ждем "скорую помощь" чтобы вывезти в Тирасполь, - ответила Лора, вытирая локтем пот со лба, и спросила, - что же они там думают?
- Все будет хорошо, - сказал я, - но глубокой уверенности в этих словах не было, и вышел в коридор. Казаки уже ушли. В штабной комнате - столпотворение. В ней, как никогда раньше, было много людей в военной форме. Телефоны, не переставая, звонили. По одному из них разговаривал, нет, скорее кричал в трубку Георгий Егоров, отставной военный, которого мы уважали за решительность и твердую позицию по многим вопросам.
Заметив паузу в разговоре, я его спросил:
- Как атака?
- Хреново! Артиллеристы не дали хорошего огня, не поддержали, вот теперь и получаем. Мужики говорят, -он кивнул на трубку, - какое-то начальство из 14-й армии заставило их прекратить огонь. Вот теперь и получаем. Полицаи начали выдавливать наших.
- А танки, бронетехника?
- Что испортилось, что подбили. Прикрытия нет. Боюсь, будет у нас здесь жарко, - и тут же, прервав со мной разговор, закричал в трубку: - Полигон, мне этого мало! У нас потери, дайте прикурить...
Зам председателя исполкома Владимир Харченко разговаривал с каким-то капитаном-артиллеристом, как вдруг человека четыре, покрытых пылью, с потными разводами на рубашках и еще горячими от стрельбы автоматами, ввалились с шумом в комнату. Один из них, улыбаясь, спросил Харченко:
- А за танк медаль полагается?
- За какой - такой танк? - Переспросил Харченко.
- Румынское БМП попыталось проскочить к исполкому, но Шурик..., - и тут он, отступив в сторону, показал на низкорослого бородатого мужчину лет двадцати пяти, державшего ствол гранатомета, - но Шурик попал ему прямо в задницу!
- Ну? - Переспросил Харченко бородатого.
- Да, было бы по больше гранат, я бы их щелкал как семечки.
Харченко порывисто пожал ему руку и стукнул по плечу. - Молодец! Но гранат больше нет. Хотя..., - и он, немного задумавшись, добавил, - пошли со мной. Затем, вместе с ополченцами вышел из комнаты.
На другом телефоне, почти нависнув над ним, с кем-то разговаривал Илья Мильман. Закончив разговор, он положил трубку на аппарат и, закурив сигарету, обратил внимание на меня. Я заметил у его пояса неестественно торчащий в кобуре пистолет.
- Ну, с таким оружием мы здесь не пропадем, - я кивнул на пистолет.
Илья, не включаясь в тему разговора, поднялся из-за стола, подошел ко мне и, затянувшись сигаретой, заявил:
- Кажется ситуация складывается не по нашему сценарию.
- А что в Тирасполе? - Спросил я его.
- Объяснял всем: снизу и доверху. Повторяют, что нужно держаться, но, по-моему, они плохо представляют, что здесь происходит.
- Где сейчас Смирнов?
- Загрядский дежурит в Верховном Совете и сказал, что тот уехал в 14-ю Армию к Неткачеву.
- Выбивает вооружение? - И не дожидаясь его ответа, потому что Илья затянулся еще раз, я добавил, - сейчас с российским послом говорил. Одно слово - дипломат.
- Они помогут. Тихим, добрым словом.
В этот момент к нам подошел водитель председателя исполкома Олег Гавриш. Высокий, крепко сложенный парень держал в руках автомат. Защитная форма потемнела от пота. В это время установилась сумасшедшая жара, но чувство опасности притупляло ее действие. Даже пить хотелось не так, как обычно.
- Мужики! Во, там наверху лупят! Разбили все, что можно. Там хоть проще. Здесь если завалится, то всем крышка.
Военный, сидевший за картой и прислушивавшийся к разговору, по этому поводу высказался более точно; "Братская могила",
Мы не заметили, как появился председатель исполкома Вячеслав Когут. В сложившейся обстановке он мало что мог предпринять. Военные командовали военными и ополченцами. Когут представлял собой власть в Бендерах. А символом власти в городе было здание горисполкома. Естественно, что молдавские войска и полиция стремились его захватить. В этой неразберихе и суматохе Когут держался прилично. С нами он заговорил полувопросительно, полу утвердительно.
- Наверное, Лора Лопухина права. Нужно ей поручить составить список всех, кто здесь находится. На всякий случай. А то и не узнают, кто здесь был.
Перспектива пофамильно попасть на гранитный обелиск, всех почему-то не очень воодушевила. Но логика, вещь упрямая, и мы поддержали его предложение. Тут же Лопухина стала составлять список. А сверху все чаще и чаще громыхало.
Я поднялся по лестнице и с опаской выглянул в коридор первого этажа. Темнело. Серые дверные проемы и стены, испещренные пулями, как бы предостерегающе подчеркивали опасность. Автоматные очереди накатывались на город волнами, то на мгновение стихая, то сливаясь в своем яростном стрекоте в единый звук. Было ощущение, что эти волны приближались к площади. Из нашего здания, короткими очередями, вплетались в эти звуки боя выстрелы ополченцев.
Перебежкой, миновав опасные дверные проемы, простреливаемые время от времени, я приблизился к вестибюлю. Как ни странно, бюст Ленина, стоявший в его центре, не пострадал. Но зато рядом... Рядом все было засеяно осколками стекла, кусками штукатурки, гильзами и какими-то щепками. Под бюстом висели перекосившиеся, разбитые электронные часы. Пахло пороховой гарью. Война. К этому нельзя привыкнуть.
- Григорий Павлович! Не высовывайтесь. Они бьют по вестибюлю.
Сзади меня стоял, незаметно подошедший в грохоте звуков, знакомый милиционер, с которым раньше довелось работать на одном заводе.
- Как там подмога, скоро? - Он с надеждой посмотрел на меня.
-Смирнов у Неткачева. Решают.
Быстрей бы. А то, хренова-то будет. Казачки здесь прибегали, рассказывали, что наши отходят, техника ни к черту. Полицаи окопались - не выбьешь.
И, сплюнув на пол, добавил, вояки! Планировали, планировали, а ни хрена не получилось у этих командиров. Бывайте, я на почту.
Он, выпрыгнув в окно, выходящее во внутренний двор, растворился в вечерних сумерках.
Сразу за внутренним двором, впритык стола церковь. Старинный Преображенский собор не миновала военная гроза. Пули, осколки мин попадали и в него,
Казалось, что темнеет прями на глазах. Неожиданно звуки боя на мгновение стихли. Я выпрыгнул из окна во двор и огляделся. Тишина, хоть и временная, поражала. Даже деревья, до этого испуганно шелестевшие листвой, затихли в тревожном ожидании. Зап-рокинув голову вверх, я увидел звезды. Они яркими, мерцающими бусинами были разбросаны на узкой полоске неба, ограниченной с одной стороны зданиями исполкома и почты, а с другой стороны собором.
Вдруг одна из них яркой дугой прочертила пространство. Затем еще и еще одна. Это были действительно падающие звезды, а не ракеты "Алазань". От этой картины темнота, казалось, все сильней и сильней сгущалась. Через мгновение, как неожиданно стих, так неожиданно и возобновился обстрел города. Несколько трассирующих очередей цепочкой ушли в черное, июньское небо, к звездам. Звуки боя приближались и становились еще яростнее и ожесточеннее. Оконный проем ждал. Его покореженный зев готов был поглотить любого. Внутрь этого здания шел мой путь. Перед тем, как вернуться, я посмотрел еще раз вокруг. Черный купол собора, с венчающим его силуэтом - крестом, прорисовывался на фоне неба. Звезды все падали и падали под автоматные выстрелы вниз, и казалось, что там, наверху, что-то разладилось. Кровавая развязка приближалась. Впереди, каждого из нас ждали испытания.
... Пройдет время и многих из тех, кто оставался тогда в здании исполкома, разбросает снова жизнь. Теперь уже мирная. Кто окажется в Тирасполе, как Илья Мильман, Владимир Харченко, кто, как Вячеслав Когут, Александр Ефанов уйдут на другую работу в Бендерах. И как жаль, что даже в музее Бендерской трагедии, расположившемся в здании рабочего комитета "исполкомовская страница" почти не отражена. Вскользь там сказано о В.Когуте, о В.Харченко, о казаках, фактически спасших город в критические минуты 19 июня. Нет упоминаний о Гимне Пологове, Константине Каранове, Олеге Запольском и о многих других, достойно переживших эти испытания, не говоря о погибших, перед которыми мы будем вечно в долгу.
Григорий Воловой, 2002 год
- 19-06-2017, 06:03
- DTV
- Просмотров: 1405
- Комментариев: 0
-
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.
Популярные ссылки
Moldova+
